«Кровоточили раны», нанесенные войной
Начало.
Деревня Верхуличи, хотя и относится к Людиновскому району, ближе она к станции Фаянсовой. Поэтому по сей день большинство жителей этого населенного пункта трудятся на железной дороге.
Так было и в довоенные годы. Наталья вместе с другими семнадцатилетними сверстницами также каждое утро торопилась к пригородному поезду. Поезда ходили редко, так что домой возвращались, когда в деревне все уже спали. Летом еще ничего, а зимой страшновато. Особенно после того, как однажды местная жительница рассказала, что был случай, когда в лесу стая диких кабанов напала на женщину. Нашли ее изуродованной без признаков жизни. Правда, говорят, что это были только слухи, но Наталья даже днем оглядывалась, услышав хруст ветки или шелест листвы. А тут еще дома неприветливый взгляд бабушки всегда настораживал.
Так уж случилось, что родилась девочка в семье нежеланной. Жили в тридцатые годы бедно. Отец с другими мужиками ходил по деревням — плотничали, нанимались строить дома или подсобные помещения. Женщины с утра до ночи трудились то в поле, то по очереди пасли колхозное стадо. К тому же невестка свекрови пришлась не по душе. Но с выбором сына пришлось смириться. А вот появление через год после женитьбы внучки пережить Дарья не могла.
— Ладно бы пацан родился, — высказывала она своему мужу, — а тут лишний рот в доме.
— Не надо гневить Бога, старая, — возмущался Василий.- Накажет он тебя окаянную.
Только не унималась Дарья. Решила она извести внучку. Ночи, особенно поздней осенью и зимой, были холодные. Оставшись одна, пожилая женщина выносила Наталью в сенцы, разворачивала одеяло и оставляла малютку на полуразвалившейся кушетке. Возвращалась, когда ребенок переставал плакать. Женщина была уверена, что внучка вот-вот заболеет. А там…
Так бы, наверное, и произошло, если бы однажды Василий не вернулся домой раньше времени. Увидев в коридоре посиневшую внучку, он схватил девочку на руки и бросился в хату. Завернув Наташеньку в свою шубу, положил ее на теплую печь. И только тогда повернулся к Дарье. Избил он жену в тот день до полусмерти.
— Если девка заболеет, пеняй на себя, — бросив в угол вожжи, которыми хлестал жену, крикнул Василий, — убью! А если сын Степан узнает, не прожить тебе и дня.
Кстати, рассказала об этом Наталье сама бабушка, когда та подросла и стала помогать по — хозяйству. Так сказать, покаялась. Но в душе, видимо, женщина не изменилась. И когда началась война и стали набирать девушек для отправки в Москву на один из заводов, бабушка сказала приехавшему военному, что у нее есть внучка семнадцати лет отроду.
Таких, как Наташа, за которых некому было заступиться, поскольку и отец, и дед ушли на фронт, оказалось трое.
— Помню, как мы ехали в Москву, — рассказывала мне Наталья Степановна еще при жизни. — Впервые я была в новеньких туфельках, которые постоянно вытирала подолом платья. Без конца заглядывала под кофточку, где был пришит карман, в котором бабушка, вздохнув, видно, уж больно жалко ей было расставаться с деньгами, спрятала несколько рублей. В большом городе мы никогда не были. Вышли на вокзале и боялись сдвинуться с места. А тут еще дождь пошел. Подошли к дежурному, показали адрес. Он вывел нас к автобусной остановке.
Во второй половине дня девушки нашли, наконец, контору, куда им предписано было прибыть. У входа уже стояли человек десять женщин. Одни были постарше, другие такие же подростки, как и наши знакомые. Через несколько минут на крыльце появилась пожилая барышня с высокой прической. Она сделала перекличку, дала направление в общежитие. Когда дошла очередь до Натальи, она удивилась: «Сколько же тебе лет, дитя мое? У нас же работа мужская».
— Восемнадцать скоро будет, — обиделась Наташа. — А работы я не боюсь.
В тот момент она больше всего боялась, что ее не возьмут и отправят назад. Маленькая, да еще в промокшем от дождя платье, которое облепило и без того худющее тело девушки, она напоминала скелет. Но ее взяли. Вечером накормили в заводской столовой, и жизнь в столице показалась не такой уж страшной.
На следующий день новеньких распределили по станкам. К каждой приставили по мастеру.
— Если бы ты видела моего начальника, — с улыбкой вспоминала Наталья Степановна. — Это был мальчишка лет четырнадцати. Но вид у него был, словно отработал он на заводе лет двадцать.
— Меня Федькой зовут, — свысока взглянул он на девушку. — И не филонь, давай! Иначе не сработаемся.
— Слушаюсь, товарищ командир, — отчеканила Наталья, подняв руку под козырек.
С этого дня для наших землячек начались трудовые будни. Тяжелые железные болванки оттягивали руки, постоянно болел живот. В общежитие девчата возвращались, едва держась на ногах, и сразу засыпали. Утром все начиналось сначала. Когда более или менее втянулись в работу, стало немного легче. Но постоянно хотелось есть. Забегая вперед, скажу, что Наталья Степановна за работу на заводе получила медаль «За доблестный труд».
Людмила ЛОСЕВА.
(Продолжение следует).
