Удивительное село Волое

Даже само название села для многих загадочное. То ли это слово из славянского (вятичей) языка, то ли из хазарского. А, может, это скифско — славянское  — «Волое»?

Почему оно так называется? Когда оно появилось? Эти вопросы часто задаются жителями села, но никто, пожалуй, правильно не может на них ответить. Давайте попытаемся использовать все возможные сведения и сравнительно точно ответить на поставленные вопросы.

Село Волое расположилось у реки Неручь и его притоков приблизительно в 20-ти километрах от города Кирова и 5-ти километрах от железной дороги «Сухиничи — Фаянсовая». Возникновение села Волое на Неруче не случайно. Ведь раньше реки были основными магистралями сообщения между народами и населёнными пунктами. Река Неручь впадает в Болву, а затем воды несут нас в Десну и Днепр. Это «прямой» путь до Киева, одного из старейших  городов  Древней Руси. Вот почему по Днепру, Десне и их притокам издавна возникали поселения славянских племён вятичей.

Вятичи жили по реке Десне и её притокам — Болве, Неруче, Неполоти и других реках и речках. Они выдержали ожесточённую борьбу  со своими врагами — угро-финскими племенами «меря» (меря — финско-угорское племя в 1 тысячелетии н.э. в Волго-Окском междуречье; слилось с восточными славянами на рубеже 1-2 тыс.н.э.)

Свидетелями этого являются оставшиеся курганы, городища по рекам Десне, Болве, Неруче и другим. Есть курганы и на территории нашего села Волое.

В конце VIII века территория нашего края была захвачена хазарами. В 1563 году в пределы нашего края вторглись польские захватчики, они окружили Брянск. На помощь Брянску двинулись народные ополчения во главе с князем Борисом Васильевичем Серебряным. И проходили они как раз через воловскую местность. Ополченцы встретились у Малых Савок и Верхней Песочни, где и разбили незваных гостей.

Когда точно село Волое было основано, документов не найдено. В Калужском государственном архиве сохранились документы лишь с 1777 года.

В 1795 году наше село принадлежало помещице Долгово-Сабуровой. Всего крестьян по 10 ревизиям числилось в селе Волое 197 человек. В 1816 году Волое принадлежало подпоручику Ерасту Сергеевичу Сомову, а уже в 1858 году все крепостные крестьяне, за исключением нескольких семей, принадлежали штабротмистру Василию Николаевичу Шепелеву. Крестьяне Шепелева состояли на издельной повинности.

В 1833 году воловский помещик проиграл в карты анисовскому барину семь крестьянских семей. Их выселили из Волое и приказали поселиться там, где сейчас Анисово-Городище. Причём, крестьянам было приказано называть своё селение Старым Городищем. Но переселенцы в знак протеста упорно называли Воронинкой. Почему, остаётся загадкой?

До реформы 1861 года большинство крестьян села были подчинены помещику Смирнову, который почти всю свою жизнь провёл в Петербурге, изредка наведываясь в имение. Вторая часть крестьян принадлежала помещикам Шепелеву, Пересветову, Подшивалову. Последний купил крестьян у помещика Смирнова перед реформой 1861 года.

После проведённой реформы были образованы волости. Наша деревня вошла в состав Фоминичской волости. В Волое до 1917 года было пять земельных крестьянских обществ.

Крестьяне села Волое получили землю в 1917-1920 гг. через волостные исполкомы. Многие семьи выселялись из села ближе к земле и образовывали посёлки. Так образовался поселок Малиновский из бывших монастырских крестьян Малинкиных. Назван посёлок по имени крестьянского ходатая Петра Филимоновича Малинкина и наиболее распространённой фамилии — Малинкины.  Посёлок был основан в 1920 году, когда из села выселились сразу не менее четырёх семей Малинкиных.

Таким же путём образовался и посёлок Ивановский, названный так потому, что земля досталась крестьянам от помещика Иванова.

Деревня Смирновка, входящая в состав Воловского сельсовета, образовалась также из выходцев с. Волое, но раньше, ещё во второй половине XIX века. Барин Смирнов за неподчинение крестьян выселил несколько семей в глухие места, в леса к северо-востоку от Волое. С этого времени и существует деревня Смирновка.

В Волое впервые стали организовываться колхозы в марте 1931 года. Застрельщиками явились сельские коммунисты и деревенская беднота. Первый созданный колхоз получил название «Луна». Был он экономически слабым. В колхозе было мало инвентаря, т.к. вступили в него одни бедняки. Уже в 1932 году на  территории Воловского сельсовета образовалось 10 колхозов.

Мирный труд наших сельчан, как и всей страны, был нарушен 22 июня 1941 года. 23 июня 1941 года всем мужчинам призывного возраста села были вручены повестки военкомата. Много лишений перенесли наши люди не только на фронте, но и в тылу. Осенью 1942 года всё село было эвакуировано в Тульскую область. Только в 1943 году воловчане вернулись в родное село.

Крестьяне глубоко чтили древние обычаи, но культура была совершенно не развита. Архивные данные говорят о том, что в 1858 году в с. Волое было всего 3 грамотных человека. В 1903 году была 1 земская школа, а ведь население в этом же году составляло 1388 человек. В 1910 году на средства фабриканта Мальцева была построена школа. Ученики получали здесь 3 класса образования. Только после революции появились ликбезы, а потом школы сельской молодёжи.

Старообрядцы: обычаи и проблемы

На рубеже XIX-XX столетий насчитывалось 2,5 тысячи старообрядцев. В конце XIX века службы велись в деревянной моленной — крепкой пятистенной избе, крытой тесом. После того, как в 1905 году вышел указ «Об укреплении начал веротерпимости», в Волом построили старообрядческий храм, освященный в честь Николы Чудотворца. По рассказам старожилов, здание было большим, каменным, красивым, из красного кирпича, имело купол и пристроенную колокольню. Остался в людской памяти высокий иконостас со старинными иконами и внушительных размеров паникадилом.

Неокружнический епископ Иов рукоположил в священники местного Никиту Дроздова. Церковным старостой односельчане выбрали сорокалетнего крестьянина Якова Аверьянова. Пасторское служение отца Никиты пришлось на период революционных потрясений и преобразований. В 1929 году его осудили на 1 год. У семьи конфисковали дом и хозяйство. Супругу посадили на 9 месяцев в кировскую тюрьму. Вернувшись, воловский пастырь поселился в сторожке и продолжил исполнять свои пастырские обязанности. Священник Н. С. Дроздов был расстрелян в 1937 году. Был расстрелян и церковный староста Яков Аверьянов.

Храм закрыли. Во время Великой Отечественной войны в нем размещался склад боеприпасов. Произошел взрыв и хранилище разрушилось. Кирпичные руины, по-видимому, разобрали на печки. На этом месте построили  медпункт.

Религиозная жизнь села не прерывалась и в дальнейшем. Жители продолжали молиться по домам, для совершения треб ездили в Сухиничи, где находился ближайший старообрядческий храм во имя Сергия Радонежского. Добирались до него телегами.

В середине 1990-х годов верующие начали хлопотать о регистрации общины и строительстве в селе Волое старообрядческого храма. Средства на постройку жертвовали селяне и выходцы из села. Строительство храма чудотворца Святого Николы началось в 1997 году из перестройки здания бывшего хозяйственного магазина. Начало строительству положил иерей Артемон Шендригайлов из Боровска. По его совету к храму была пристроена колокольня по проекту Ивана Григорьевича Аверьянова, который и сам ее возводил.

В июле 1999 года Преосвященнейший Алимпий, митрополит Московский и всея Руси, освятил храм во имя святителя Николы. Освящая храм, старообрядческий владыка удивился множеству пришедшей со взрослыми детворы, и благословил организовать для проживающей летом у бабушек молодежи духовные занятия. Так появилась школа «Родник», обучающая основам православной старообрядческой веры. Обучение в ней проходили на летних каникулах от 20 до 40 детей. Они ночевали дома, а весь день проводили с педагогами, учась церковнославянскому языку, катехизису, нравственным заповедям, истории церкви, иконографии, церковному пению, участвуя в играх, прогулках, походах.

Село Волое, историческое место, селение старообрядцев, испытывает сейчас не лучшие времена. Большинство жителей не только не являются прихожанами храма, но даже не интересуются церковной жизнью. Те же, кто посещает храм, в основном приезжие на постоянное жительство из Москвы и других мест. Постоянно молятся в старообрядческом храме, несмотря на отсутствие священнослужителя, 40-50 человек.

Воловские и смирновские древопильщики

Зарождение отходнического промысла среди мужиков старообрядческого села Волое Кировского района и близлежащих деревень и поселков относится, скорее всего, к середине 19 века, когда масса сельского населения оказалась избыточной в своих местах. Оброчные крепостные крестьяне многих помещиков Песоченской, Савкинской, Мамоновской, Фоминичской и ряда соседних волостей уже с конца 18 века регулярно отправлялись в далекие и не очень края на заработки. Эту тему изучил,  очень доходчиво раскрыл  директор краеведческого музея Андрей Анатольевич Бауэр:

— Обычно этот отход начинался после завершения сельскохозяйственных работ на своих участках земли после Покрова и продолжался до весны, вплоть до пасхальных праздников.   Впервые об отходническом промысле древопильщиков я услышал от замечательного кировского художника Степана Епифановича Косенкова (1919 — 2001), уроженца д. Смирновка, выходца из почтенной старообрядческой семьи. Вспоминая о годах юности (они пришлись на предвоенное десятилетие), Степан Епифанович поведал о своих хождениях по Руси великой с артелью смирновских мужиков. В артели всегда было четное количество работников, ведь пилить бревна на доски можно было только вдвоем. Сам Степан Косенков работал в паре с отцом, иногда — с братьями или другими земляками.

В наши дни, по известным причинам, в живых осталось очень мало тех, кто сам занимался такими промыслами. В основном это люди, родившиеся после революции и занимавшиеся древопильным промыслом в 30 — 40 — х годах 20 века. Такие, как жители д. Смирновки Ефим Федорович Ивашкин (1927 г.р.) и Алексей Тимофеевич Вагин (1928 г.р.). По их рассказам, ходить в отход при колхозном строе было очень трудно: председатель колхоза «Новый труд» в Смирновке Лазарь Миронович Семочкин (1889 — 1971) отпускал на промысел только поздней осенью, и то только после полной обработки колхозных «долек».

Наши респонденты вспоминали, что в отход в послевоенные годы они ходили уже в соседние районы Калужской области (Мещовский, Мосальский и др.) сроком на месяц — два, потом возвращались домой, а после Нового Года и  Крещения вновь отправлялись на промысел. Однако по их рассказам (подтвержденным архивными данными), деды и прадеды смирновских мужиков (Чечеткины, Косенковы, Вагины, Ивашкины, Устиновы) ходили в отход в далекие от родных мест края — украинские (Киевская, Полтавская, Харьковская, Черниговская) и замосковные губернии (Владимирская, Ярославская, Тверская, Костромская). В 1881 г. из Фоминичской волости Жиздринского уезда в отход отправлялись 269 пильщиков.

Придя в город или село, древопильщики останавливались на постоялом дворе (в советское время — в «Доме колхозника») и искали заказчиков, обходя с пилой дворы. Если же промысловики приходили в конкретный населенный пункт уже не первый раз, то заказчики уже сами шли к ним со своими просьбами. В некоторых случаях, когда заказ был большой, т.е. следовало распилить («распустить») не один десяток бревен, заказчик брал бригаду пильщиков (два человека) на постой в свой дом.

Работа по распиловке бревен начиналась утром со сколачивания огромных крестообразных «козлов», на изготовление которых также шли бревна, только меньшего размера: под лежащим на «козлах» бревном должен был в полный рост стоять человек. Бревна «на козлы» закатывались пильщиками с помощью шестов, а то и при помощи других артелей или взрослых членов семьи заказчика.

В бедных лесом украинских губерниях в старину  «козлы» из бревен не делали, а рыли в земле траншею глубиной выше роста человека, в которой находился пильщик.

После всех этих подготовительных операций начинался самый трудоемкий процесс — собственно распиловка бревен согласно размеченной толщине, то ли на доску, брус, брусок или тес. Впоследствии из некоторых видов напиленной продукции могли изготавливаться еще другие изделия, например, из брусков могли напилить более тонкую заготовку для штакетника и т.п. Двое пильщиков — один сверху, другой — внизу, под бревном, пилили по размеченной линии от одного до другого конца бревна и от одного края до другого. Ведущий пильщик, более опытный, был на бревне: от него зависела не только прямизна распила и, соответственно, более ровная поверхность изделия, но и, прямо скажем, здоровье и безопасность подручного. Были случаи, когда пила срывалась и травмировала «нижнего» пильщика.

Самым главным инструментом промысловиков считалась пила продольного пиления, специально изготовленная для этой трудоемкой операции. Поступившая в 2004 г. в ходе этнографической экспедиции Кировского музея и региональных отделений научных обществ в фонды музея пила из д. Смирновка была обнаружена в брошенном доме, принадлежавшем когда — то семье Евстратовых.  Ее длина 153 см., в верхней части к полотну с помощью двух винтов и гаек прикреплена металлическая ручка длиной 50 см, заканчивающаяся на конце проушиной для деревянной ручки. Число зубьев на полотне 58 ед., ширина полотна в верхней части 25 см., в нижней — 11 см.

«Нижний» пильщик надевал на узкий конец полотна специальную съемную ручку — перку, состоявшую из нескольких частей, и общая длина которой составляла 40 см. С помощью деревянного клина конец полотна надежно закреплялся в руке, с ее помощью работник уверенно вел пилу вниз, производя распил. «Верхний» пильщик тащил пилу вверх и следил за прямизной распила.

Продольная распиловка бревен была тяжелым занятием, требовавшим огромного физического труда, сноровки и умения. Однако уже после 3 — 5 лет занятия этим промыслом молодые парни из Волого и Смирновки становились настоящими профессионалами в своем деле и могли заработать неплохие деньги.  В советское время деньги, заработанные в отхожем промысле, позволяли крестьянам Волого и Смирновки  приобретать в магазинах какие-то вещи и еще платить весьма многочисленные налоги. И всегда, до революции и во времена колхозного строя, семьи, в которых мужчины занимались отхожим промыслом, считались в деревнях зажиточными и даже «богатыми».

Главный роддом России?

В 1960-1980-х годах село Волое становится знаменитым в связи со своей нехарактерной особенностью — многодетностью. 27 матерей-героинь, имеющих 10 и более детей, приходилось на 380 дворов. 30 женщин были награждены материнскими орденами и медалями. Одна семья имела в среднем пятерых ребятишек. Феномен этот изучали ученые, даже документальный фильм сняли «Блаженни кротции». Основу нравственного здоровья воловчан составляла старообрядческая вера. Ее хранили женщины послевоенного поколения. Следуя христианскому убеждению и внушению духовников, они называли деторождение даром Божьим, и считали аборты, получившие тогда в России распространение, смертным грехом.

(Из газеты «Московские ведомости» № 3 (151) от 31 января 2000 года. Корреспондент — Алена Орлова, фото из архива). 

— Есть в Калужской области село, которое смело можно назвать главным роддомом России. Это село Волое из Кировского района Калужской области: в нём проживают 70 многодетных семей, причём, 20 семей имеют по 10 детей и больше! По статистике, в Волом на каждую семью в среднем приходится по пять ребятишек. Аналогов этому нет во всей стране. Любимая поговорка воловчан: «Один ребёнок — не ребёнок, два ребёнка — полребёнка, три ребенка — один ребенок!» Несмотря на все трудности, связанные с воспитанием такого огромного количества детишек, воловчане оптимизма не теряют. А местный люд вообще называет село «звонким»: ведь здесь в каждом дворе слышен детский смех.

Одна из старейших матерей-героинь, проживающих в селе, Прасковья Ермолаевна Миронова (на снимке с одной из своих внучек). В то время ей было  72 года. Прасковья Ермолаевна родила 18 детей, вырастила 13 из них (пятеро yмeрли). Замуж вышла в 18 лет, сразу после свадьбы мужа забрали в армию, она ждала его три года. Дождалась и тут же… Потеряла. По возвращении из армии супруг уехал в Москву, сказав Прасковье на прощанье: «Со своими дровами в лес не ходят». Так и осталась она одна. Правда, недолго. По соседству с Прасковьей в селе жил молодой вдовец, стал он к ней в гости захаживать, а потом и вовсе перебрался — поженились они. От своего второго мужа и родила Прасковья в 25 лет первенца, а последнего ребенка — дочку Ирину — в 45 лет. Всё это время жили они трудно, а после рождения Ирины муж Прасковьи Ермолаевны yмeр. Женщина в одиночку «поднимала» младших детей, сама их в школу провожала, потом сыновей — в армию, и свадьбы им сама собирала.

— Ох, какой же это труд — столько детей вырастить, да в люди вывести, — рассказывала Прасковья Ермолаевна корреспонденту «Ведомостей». — А у меня же 10 пацанов, попробуй за ними угляди!.. Всяко бывало, но какая-то сила оберегает моих детей. Причем, не только в детстве, но и сейчас. Вот, к примеру, младшенький мой, Пашка, служил на флоте. У них там что-то с электричеством случилось, он пошел исправлять, его током-то и стукнуло. Он сознание потерял, все подумали, что yмeр, но на всякий случай все же решили за врачами съездить. Вернулись, а он — как ни в чём не бывало, оклемался. Другой сынок, Николай, водителем работает. Два года назад полез машину ремонтировать, да и надыхался угарного газа. Повезли его в больницу, врачи сказали, что шансов у Коли нет. Но опять же всё, слава Богу, обошлось. В этом году мы с ним на моем дне рождения песни пели. И таких случаев полным полно. Сейчас все дети разъехались, кто — в Москве, кто — в Санкт-Петербурге, в Калуге, а кто — и в Кирове живёт, но про меня никогда не забывают, на праздники со своими детьми приезжают, и в доме опять звучит детский смех. Но вот когда они все уезжают, я три дня себе места не нахожу.

— Прасковья Ермолаевна, а если бы у вас была возможность повернуть время назад, родили бы снова столько детей или нет?

— Конечно же, родила бы. Сколько Бог даёт детей, столько и должна женщина родить и вырастить.

Сегодня рождаемость в Волом поубавилась. Ещё несколько лет назад здесь каждые три дня рождался ребёнок, даже роддом свой построили. А уже в 2004 году, по прогнозам директора сельской школы Ивана Семёновича Дроздова, в первый класс пошли всего лишь два малыша. Не рожают теперь в селе Волое женщины по 10-13 детей. Максимум — пятерых. Трудно стало при нынешней жизни растить детей, тем более, в бедной деревеньке с ее натуральным хозяйством. Неужели только летом будет звучать детский смех в самом многодетном селе России — когда взрослые дети коренных сельчан приедут в гости к родителям и привезут с собой уже своих собственных детей?

Феномен этот изучали ученые, которые так и не пришли к общему научному знаменателю и не смогли объяснить, почему село Волое достигло среднеазиатских результатов по «урожайности» малышей. Вряд ли тут было дело только в старообрядческих устоях, признающих рождение детей, как дар божий, и запрещающих аборты и регулирование рождаемости. В России было немало медвежьих углов, где всевозможные секты и религиозные сообщества запрещали противозачаточные средства, сторонились отрицательного воздействия телевидения и массовой молодежной культуры. Но переплюнуть воловчан по рекордам деторождения в современной истории не удавалось никому. Была на слуху теория выброса энергии в определенных точках и разломах земного шара, которая якобы не позволяла гражданам спокойно спать в этих геологических трещинах. Эта теория могла бы удачно объяснить желание всего живого плодиться и яростно размножаться, но…

Я думаю, что  рассказ Галины Трудовой, матери-героини, родившей одиннадцать детей, лучше всех докторов наук может  объяснить  причину массового деторождения в знаменитом селе.

— Ритм деревенской женской доли исправно рожать каждые полтора года стал для многих  женщин Волого естественной потребностью и смыслом жизни. Мужицкая работа в колхозе, где без льгот и скидок на полях и ферме трудились даже «пузатые» девушки, была единственной и привычной. Легкой работы им никто не давал, а если женщины и уходили в декретный отпуск, то не более чем на два месяца. Малыши, которые непрерывно рождались в многодетных семьях, уже в пять лет становились полноценными работниками дома и в колхозе, что тоже оправдывало желание и необходимость рожать. Местный небольшой льнокомбинт трудоустраивал в качестве трепальщиц и чесальщиц самых здоровых и ядреных жительниц села.. Весело было по ночам в обесточенном доперестроечном селе!

А это строки из воспоминания еще одного автора, который заглянул в Волое на пару дней:

-В «пазике», который неторопливо вез меня из районного центра Кирова к цели моего путешествия, я узнал, что вокруг живут православные, а в селе Волом — карагулы. Это слово произнесла мне на ухо бабуля-попутчица шепотом, три раза перекрестившись. Порывшись потом в словарях, я узнал, что слово это тюркское и обозначает «сердитых воинов». Меня не смущали легенды о том, что староверы ненавидят чужаков так, что даже воды из кружки не предложат напиться. Вода в сумке у меня была, а вот беспокойство, что я ничего не сниму до вечера в этом стане «грозных воинов», у меня было…

Слухи про жителей Волого оказались зловредной напраслиной, возводимой соседями-недоброжелателями на староверов. Воловчане исповедовали гостеприимство и любовь. Как вообще могли бы любить и рожать жительницы села, глядя на мир исподлобья, спрятав кружки с водой от прохожих?

Марсиане в селе Волое? Или…

Эту необычную историю из жизни воловчан тоже не могу обойти стороной. О чем она? Если интересно, давайте заглянем в отчет одного из участников экспедиции Андрея Перепелицына, который побывал в селе Волое в 2004 году.

…Недалеко от села Волое  пастухи на лугу неожиданно обнаружили котлован диаметром и глубиной в несколько метров, без отвалов грунта, непонятным образом возникший, при этом не исключалось и аномально-уфологическое его происхождение. Шесть часов утра — до Кирова еще 44 км, дорога глухая, проносятся лишь легковушки с интервалом минуты в три. Все же минут через десять вынырнул молоковоз на базе нового «ЗиЛа» с просторной кабиной. В итоге доехали до того места, где сходятся все три трассы на Киров: от Барятино, Спас-Деменска и Варшавки. На повороте простояли еще минут пятнадцать (усиления движения не наблюдалось) — и  остановилась «лада» с московскими номерами. Сидевший за рулем парень лет 25 принял нас сначала за каких-то бесцельно странствующих автостопщиков, а потом зауважал, сказал, что о воронке ничего не слышал, но показал под Шайковкой место, где в годы войны разбился наш самолет —  сейчас там  стоит пропеллер. Держал он при этом на спидометре стабильно 140 км в час, а дорога более чем убитая. Никогда еще не ездил я с такой скоростью по такой убитой трассе…

Машину покинули перед городом на пересечении с ж/д, и пошли по ней. Дойдя до переезда, увидели подъезжающие к нему синие «жигули» и Сергей интенсивно замахал руками — так что машина остановилась, но водитель (бородатый молодой мужик) не сразу понял, чего мы хотим. Потом даже полез было открывать багажник, чтобы положить рюкзаки, но мы поместились в салон и доехали до промежуточного села   Бережки. Водитель о яме слышал и специально провез нас дальше.

В Бережках  застопили «уазик-козел». За рулем был мужик лет 35, рядом — дед под 70. а сзади, рядом с нами — парнишка лет 10. О воронке они знали, как и все в их селе, общались очень приветливо, без всяких заморочек. Вообще-то Волое — село староверческое, известное с советских времен многодетными семьями. Собеседники подтвердили, что детей в семьях здесь от 7 до 15, но никакой религиозности я не заметил. Только икона на щитке была нестандартная: какой-то мужик с крыльями, вероятно, архангел.

Кстати, народ в Волом удивительно приветливый и гостеприимный, гораздо выше среднего калужского стандарта, вероятно, более даже гостеприимный, чем на юге России (казаки) — или сравним с ними. Ходят и в мини, и в топиках — так что сектантством не пахнет. Кстати, мне показалось, что одеваются люди несколько прохладнее, чем принято по погоде (было 20 градусов, в Калуге ходили в плащах). Живут богато — машина почти в каждом доме. Этнографического колорита не ощущается — разве что орнамент в виде ромбиков на домах. Значения его никто не знает, бабулька сказала «просто для красоты». Церковь недавно отреставрирована, само ее здание большое (хотя и не такое, как в православных селах — примерно с два дома), а колокольня миниатюрная, хотя и вполне в обычных православных пропорциях.

Еще не дойдя до края большого села (нам сказали, что яма находится в нескольких километрах по направлению к Смирновке, посоветовав спросить дорогу на окраине «а может, кто и проводит»), рядом с нами остановился незнакомый «уазик». Сидевший за рулем мужик средних лет произнес:

— Эй, товарищи ученые, доценты с кандидатами, садитесь!

Как оказалось, жена его слышала нас, когда мы проводили опрос, и, послав супруга в лес за грибами (говорят, пошли колосовики), заодно наказала нас подвезти!

Оказалось, что к яме накатали дорогу, а возле нее устроили автостоянку. Село богатое — машины почти в каждом доме, да еще и дачники! Возле ямы — изгородь, устроенная по указанию сельадминистрации, чтобы коровы не провалились. Водитель сообщил, что раньше воды было в яме меньше, сейчас больше.  Тогда же  он  и явственно видел течение, вода медленно смещалась к юго-востоку (в противоположную от ближнего ручья сторону).

Пока осматривались, подъехала «девятка», из коей вышла компания молодежи, пили водку, хрустели чипсами, предлагали нам, а потом сказали, что, если мы здесь будем ночевать, то они к нам приедут! Пока болтали с ними, подкатили еще две легковушки, и на велосипедах и пешком народ подошел. Да, Волое — село большое, только постоянных жителей около 700 человек, да еще  на праздники гости приехали.

В свете такого решили, что детальное обследование места и ямы сделаем завтра с утра, сейчас же только нарисовали абрис (с помощью рулетки и компаса, в полярной системе координат).

Среди присутствовавших обывателей оказались две велосипедистки лет по 40 — 50, «Наташа и Шура», с коими разговорились. По их словам, они местные — но обе с городскими манерами. Заявили, что хотя “ААЯ”  сами не видели, в селе говорили, что видят многие. Слышали, что одновременно с этим появился провал и в районе с.Фоминичи (где поворот на Неполоть». От кого слышали, не помнят, но зато сказали, что слышали о том, что свечение на том месте, где сейчас яма, вроде бы видела Галя Волчкова, родственница нашедшего яму пастуха Семена Волчкова. Знают предание, что неподалеку была церковь, которую хотел захватить Наполеон, и она от осквернения провалилась.

Людмила ЛОСЕВА.

(Продолжение следует).