Ульянино горюшко
(Продолжение)
Впервые Ульяна ехала на встречу с дочерью с верой и надеждой, что тюрьма поможет Мотьке стать, наконец, человеком. Она уже представляла, что жизнь их изменится, что работать они станут вдвоем. Может быть, снова купят корову, пару поросят. И перестанут односельчане через некоторое время отворачиваться и от дочки за ее проделки в молодые годы, и от нее, что родила на свет «бракованное дитя». Хотя, если откровенно, были среди жителей села и те, кто сочувствовал Ульяне.
… В комнате для ожидания мать разложила на стол все, что собирала для Моти, сама живя впроголодь. Выполнила и просьбу дочери. Тот день и одеколон «Сирень», которым так хотела обрадовать, женщина запомнила на всю жизнь.
И вот дверь отворилась, и у входа остановилась средних лет женщина-надзиратель. Следом вошла Мотя и молоденькая девушка. Ульяне она сразу не понравилась. Уж больно наглая.
— Привет, родственница, — похлопала она меня по плечу, — вспоминает соседка по палате, — схватила со стола кусок сала, который я перед отъездом взяла в долг у знакомой, с которой работала на одном телятнике.
— Мить, а что ты матери сноху не представляешь? — залепетала молодка. — И благословения попроси. Я никак раньше тебя к ней приеду.
Сначала Ульяна ничего не поняла. Какая сноха? Куда она приедет? Зачем? Заметив, что мать сейчас упадет в обморок, Мотька подтолкнула к скамейке, на которой, съежившись, сидела Ульяна, свою знакомую, обхватила ее за шею и с гордым видом сообщила:
— Слышь, мать. Любава — жена моя. Люблю я ее. И она меня любит. У нее через полгода срок заканчивается. Пока я не вернусь, моя баба с тобой поживет. Ты там шмон наведи. Любава моя — девушка городская, к хорошей жизни привычная.
— Не помню, как я до дома добралась, — плачет Ульяна. — Как представлю, что через шесть месяцев эта девка ко мне жить приедет, руки на себя наложить хочется. Хотя я однажды в сенцах уже и веревку повесила, и лавку придвинула, и платье самое хорошее надела (неожиданно рассказчица перестала плакать и, посмотрев на наши испуганные лица, впервые громко засмеялась). — Не выдержала меня веревочка, — гнилой оказалась, как и вся жизнь моя никчемная.
И все же однажды судьба преподнесла ей подарок. Вот только до сих пор я так и не узнала, сумела ли Ульяна воспользоваться этим даром. Недавно встретила знакомую, с которой лежали тогда в той самой палате. Господи, более сорока лет прошло, а она тоже помнит эту историю и хотела бы знать, чем все же она закончилась. Вот почему я вновь обращаюсь к старожилам села, где жила Ульяна. Если вы или ваши родственники что-то помнят об этой женщине и Мите-Моте, напишите. Конечно, за столько лет я могла что-то забыть, перепутать, но ведь и другие слышали эту историю из уст самой участницы. Тем более, что впереди еще самое интересное.
… В ту студеную зиму старенький домик на краю деревни во время сильного ветра остывал очень быстро. Вернувшись со скотного двора уже затемно, Ульяна решила бросить несколько поленьев в печь, чтобы она хоть немного нагрелась и она могла бы полежать на горячих кирпичах и, как всегда, перед сном вновь и вновь вспоминать свою несчастную жизнь. Бывало, что и поплачет. Но засыпала быстро, ведь с утра снова на ферму.
На этот раз быстро уснуть она не смогла. Ближе к полуночи в дверь кто-то постучался.
— От ветра, наверное, — испугалась Ульяна, — но на всякий случай с печи слезла и, взяв стоявшую у входа деревянную увесистую дубину, потихоньку подошла к выходу. Теперь она точно поняла, что за дверью кто-то есть. Снова раздался стук.
— Что надо? — грозным голосом спросила хозяйка дома. — Я не одна, сейчас хозяина разбужу.
— Спасибо, если можно, пригласите мужа, дрожащим голосом сказал голос с улицы. Я заблудился. Пустите, пожалуйста, погреться.
Ульяна отодвинула запор, но дубину из руки не выпускала. На пороге стоял мужчина средних лет. Он не был похож ни на кого из сельских жителей. Слишком выхоленный, в чистой куртке и шапке с опущенными ушами. Удивило и то, что разговаривал мужчина на ломаном русском языке.
-Ты что, немец? — спросила Ульяна. — Война вроде давно закончилась.
— Я из Канады, — смущенно ответил пришелец. — Я никого не убивал. Когда ваши разобрались, из плена меня выпустили. Как я сюда попал, сам не пойму. На какой-то станции вышел, денег на дорогу не было. Пошел пешком. Кругом одни деревья. Так до вашего хутора и дошел. Хлебушка у вас не найдется? У меня есть несколько наших монет, могу заплатить.
— Ладно, заходи в избу, — пригласила Ульяна. — Только тихо, хозяин на печи спит. Сейчас лампу зажгу, покормлю, чем могу.
В грубке еще оставалось несколько теплых картофелин. Ульяна отрезала кусочек хлеба, принесла из бочки соленый огурец.
— Я сама все время ходила полуголодная с тех пор, как продала, спасая дочку, буренку и поросенка, но так, как ел незванный гость, не видела никогда. Картошку он чистить до конца не успевал, отправляя одну за другой в рот, словно боялся, что кто-нибудь отберет. Даже хлебных крошек на столе не осталось.
— Надо же, — глядя на незнакомца, думала Ульяна. — Когда же он ел в последний раз?
Вскоре она уже забыла и о дубине, что только была в руках, и о том, что она впервые видит этого человека. Сердце ее наполнилось теплотой и нежностью, которой она давно не ощущала.
Откровенно говоря, не помню уже, как звали того канадца, кажется, Пауль. Думаю, ничего, если я даже ошибаюсь.
Мужчина смотрел на Ульяну в мерцании керосиновой лампы. Отогревшись, он заулыбался и тихо проронил: «Ты очень красивая. Сними платок. Он все твое лицо закрывает».
Не ожидая от себя подобного поступка, женщина подчинилась незнакомцу. И когда он, впрочем, как и мы когда-то, увидел две косы, которые довольно толстыми канатами свисали с лавки, на которой сидела хозяйка дома, не смог вымолвить ни слова. Только тогда волосы были не в косах.
— Завидую мужу твоему, — вздохнув, выговорил, наконец, Пауль.
— Да нет у меня никакого хозяина, — сказала Ульяна. — Умер еще в молодые годы.
— Тогда можно я немного поживу у тебя, — неуверенно попросил канадец. — Документы мне оформить надо, и родственников попробовать найти. Я тебе по-хозяйству помогать буду, и на работе тоже.
Пауль остался. Вскоре уже и документы появились, но он, кажется, уезжать не собирался. Ульяна сначала стеснялась. Мол, деревенская, он вон какой статный, видно, хорошо жил до войны. И все бы у Ульяны с Паулем сложилось, если бы однажды на пороге не появилась так называемая «жена» Мити-Моти, Любава…
Людмила ЛОСЕВА.
(Продолжение следует).
